Самая восточная точка Камчатки: мыс Африка и его отшельники
Этим летом на Камчатке была главная цель – дойти до самой восточной точки полуострова, мыса Африка в Беринговом море. Африка – место совсем не туристическое, сильно удалённое от столицы края (859 км по трассе) и единственного человеческого поселения в округе (70 км пешкодралом). И вроде бы, что там интересного? Африка и Африка, тоже мне, диковинка. НО! Там стоит одинокий маяк и живут в доме 1932 года постройки 9 человек, живут безвылазно, круглый год, никого больше не видя, не имея толком транспортного сообщения даже с Усть-Камчатском… Край света, домик, треснувший маяк, бьющиеся о каменные глыбы ледяные волны и одиночество, в котором встреча с собой неизбежна. Вот это настоящая випасана.
Алексия и наш юный друг Гера |
За месяц до моего вылета поход повис на волоске. Уже был
собран коллектив, потому что мы с Денисом решили, что вдвоём идти рискованно.
Пригласили Алексию из Марселя, с которой два года назад познакомились на
волонтёрстве, и которая собиралась на Камчатку в этом году без особенных
планов. Алексия с радостью согласилась. Четвёртый участник, Андрей, сам на нас
вышел и попросился в компанию. Ок. Всё готово. Едва прилетев на Камчатку,
уезжаем с Алексией в Эссо с бывшим директором Быстринского парка Кокориным.
Сутки дороги не без приключений – то тусовались на чьей-то даче, то бензин закончился,
то наш босс стал засыпать за рулём, приходилось периодически останавливаться
спать на обочине – и вот мы в Эссо у Натальи Петровны на летней кухне. Узнаём,
что тут ещё Микаэль, другой волонтёр двухлетней давности из Бордо, потом ночь купаемся
в термальном бассейне, выпиваем все запасы настоек у Пети и без сна
отправляемся на дорогу стопить. (PS: Который раз убеждаюсь, что без спирта на Камчатке нельзя даже
к 9-часовой разнице во времени адаптироваться, уж не говоря о климате и прочая
и прочая).
И вот сутки спустя после прилёта мы на дороге. От Эссо до
Анавгая нас подбрасывает молодая эвенка на Паджерике, но это всего 25 км (зато
место тусовки медведицы проезжаем на машине, что – плюс несомненный). У
Анавгая, мучаясь от жары, ждём авто, но никто не едет в сторону трассы, а до
неё ещё около 40 км. Голову печёт, а в кусты отбегаешь – нападают комары в
адовом количестве. Причём несёшься из кустов обратно на дорогу, а они уже за
тобой, плевали на жару, голодные, как собаки! В итоге – пара часов и ни одной
машины, а нам на автобус нельзя опаздывать, на который нам Кокорин заранее взял
билеты. Находим местных, они дают телефон человека, который за 2000 отвезёт (40
км – 2000 руб!!!), но он не может, и нас везёт какая-то тётка с мужем, потому
что без мужа ей с нами страшно одной, хочет 3000, но договариваемся на 2000,
тётка обиженно решает, что мы её облапошили, но соглашается и уезжает.
Мы – на остановке автобуса, который из города идет в Усть-Камчатск (на 500-м километре от города), среди тишины, безлюдья, медведья, на жаре, где нас теперь отпустили комары, но добиваются слепни. Рядом с развилкой есть кафе – крохотный одинокий домёнок, с виду пустой, но там женщина, которая за три копейки кормит и поит чаем, общается неохотно. В гробу она видала всех этих путешествующих, ей и одной хорошо, она из Козыревска, в 40 км дальше по трассе. В положенное время автобуса нет, но отойти в кафешку страшно, потому что ведь он пойдёт, а ты далеко, связи нет (связь на Камчатке есть только вблизи населённых пунктов), и одна второй сообщить не сможет, что надо бежать. А следующий автобус – через сутки… По жаре закутываемся по уши в энцефалитки, чтобы слепни не сожрали, и ждём.
Безуспешно стопим близ Анавгая |
Мы – на остановке автобуса, который из города идет в Усть-Камчатск (на 500-м километре от города), среди тишины, безлюдья, медведья, на жаре, где нас теперь отпустили комары, но добиваются слепни. Рядом с развилкой есть кафе – крохотный одинокий домёнок, с виду пустой, но там женщина, которая за три копейки кормит и поит чаем, общается неохотно. В гробу она видала всех этих путешествующих, ей и одной хорошо, она из Козыревска, в 40 км дальше по трассе. В положенное время автобуса нет, но отойти в кафешку страшно, потому что ведь он пойдёт, а ты далеко, связи нет (связь на Камчатке есть только вблизи населённых пунктов), и одна второй сообщить не сможет, что надо бежать. А следующий автобус – через сутки… По жаре закутываемся по уши в энцефалитки, чтобы слепни не сожрали, и ждём.
Автобус опаздывает на 1,5 часа, сломался в пути. Что такое полтора часа
на пыльной безлюдной дороге в жару в полном обмундировании и под жужжание армии
оводов – попробуйте представить, всё равно не получится. Остаток пути до
Усть-Камчатска (285 км) дрыхну без задних ног, потому что ведь с Москвы толком
не спала.
Когда открываю глаза, сразу понимаю, что доехали: вместо
пекла, солнца, слепней за окном – серость камчатского севера, обложной дождь,
температура около 10 градусов. Вот это перемена! В Устях нас уже ждёт Денис,
обнимашки-целовашки, пустая двухкомнатная квартира в наше распоряжение,
килограмм свежей икры (без хлеба) и картошечка с маслом. До ночи доделываем с
Денисом продуктовую раскладку, распределяем еду и общественную снарягу по
рюкзакам, думаем, брать ли верёвку, и, слава богу, берём, потому что без неё не
прошли бы Стремительную. И вот она – кровать, долгожданная… нет, не кровать –
раскладной диван без подушек и одеял, но я вырубаюсь, даже не накрывшись
спальником. Завтра – в поход!
Утро выдаётся бодрое – 14 градусов, дождь, туман, сыро,
безветренно. Но мы счастливы: таки нас забросят вглубь полуострова на машине,
экономим день пути. На пароме через протоку Озёрную забываю свою единственную
треккинговую палку, пойму это только в машине на полпути, когда возвращаться
поздно. За колени страшно, ещё не знаю, как они себя поведут. Рюкзак
адекватный, весь год покупала облегчённое снаряжение. Едем по грязи, размытым
дорогам, проезжаем бывший прииск, начинается дождь. Каким-то детским чувством
хочется верить, что нас прямо до Африки и довезут, не идти же по этому кошмару.
В машине тепло, сухо, хоть и мотыляет во все стороны, но… Вдруг впереди совсем
непроходимое место, нас и так забросили аж на 42 км от парома, грех жаловаться.
Вылезаем. Нас тут же облепляет комарьё. Сетки на лицо, пописать в кусты,
предупредительный бабах от Дениса (у него полные карманы петард, сигналов,
аэрозолей от медведя), рюкзаки на плечи – и в путь!
Через полчаса неожиданно небо растягивает, начинает палить
солнце, и я жалею, что просила Камчатку не мочить нас дождями. Хуже солнца и
жары в походе только солнце и жара без ветра. И нате – оно. Трава ещё мокрая,
но штаны сохнут моментально, зато на футболке через 15 минут нет сухого места,
виски пульсируют, волосы спеклись под тюрбаном, но снять нельзя – тепловой удар
бабах. Мне как человеку, у которого с детства сломана система охлаждения
организма, на Камчатке нравится именно холод, а тут адское пекло. Ежечасно
сверяясь с навигатором (люди, которые участвовали в его дарении, я вам безмерно
благодарна!), смутно надеемся дойти до Берингова моря сегодня, но к середине
дня становится понятно, что не дойдём. Слишком много остановок, Андрей
хватается за сердце (нас с Денисом передёргивает, совсем скоро поймём, что
больше незнакомых людей в поход не возьмём), много болотин и бродов, часто
меняю треккинги (ага, целый один поход в них отдоходила – нафиг, нафиг) на
болотники и обратно, потому что идти в сапогах нереально. Денис, поначалу
паниковавший по поводу рек, немного успокаивается – те реки, которые вызывали
первые опасения, проходим без проблем. Мы где-то недалеко от моря-океана, вокруг
уже сплошные горные цепи, ограничивающие береговую линию полуострова, наконец,
впереди показывается отдельно стоящая гора Булочка, слева от которой выйдем к
морю, но уже завтра. Это единственный пологий выход из чаши, которая
организовалась между горными цепями и в которой мы сейчас еле плетёмся от
перегрева. Эту тропу любят и медведи, ибо зачем же ползать по горам, когда есть
такой удобный проход к берегу. Встретим одного завтра, необщительного, он сразу
сделает лапы в чащу ольхача. Здесь же тянется единственная дорожка от мыса
Африка к твёрдой земле, но как по этой дороге можно проехать хоть даже на
вездеходе, представить сложно. Справедливости ради, никто и не ездит.
Африканцев продовольствием снабжают с моря, а в последний путь отправляют на
вертолёте. Вот как раз один заурчал над горами, через день узнаем, что от сердечного
приступа скончался старейший обитатель маяка.
Ночуем у мутной речки, до которой еле доплелись. Ниже вода
ржавая, потому что вся внутренность полуострова Камчатского (не путать с
полуостровом Камчатка!) – болота и тундровые линзы, лучше уж пить мутную
взвесь, чем рисковать не дожить до берега, утоляя жажду затхлой водой. Лагерь
ставим рядом с тропой, едим сами и кормим комаров. Сегодня проехано 42 км и
пройдено 28 км. Чай, положенная доза спирта, и на боковую. Ночуем по двое:
Денис и Андрей в Денисовой палатке, я с Алексией – в просторной моей. Ночь
спокойная, если не считать ночных рейдов в туалет, за которые комары успевают
тебя заесть до одурения, и взволнованного Дениса на рассвете, который подумал,
что все продукты унёс медведь. По камчатской традиции продукты и все пахучие
вещества, а лучше вообще все рюкзаки, хранятся вне палатки, чтобы
заинтересованный мишак не рвал палатку вместе с обитателями, а спокойно
дербанил продуктовый запас поодаль. Техника безопасности, вот что! Продукты в
герметичном мешке я спрятала на другой стороне от тропы в канаве, а Дениса не
предупредила. Зато проснулись бодро.
К обеду следующего дня выходим на берег, всего 7 км пути.
Наконец-то ветер, прохлада и почти полное отсутствие гнуса, аллилуйя! Слева
водопады с Заячьего плато, на которые не пойдём, потому что там собрался густой
туман, справа в 6 км по берегу – мыс Африка. Погода заметно портится, туман то
садится, то поднимается и убегает через горы внутрь полуострова, но солнце в
тумане – особенно красивое зрелище. Пообедав на берегу, идём на Африку. Она,
как положено, в тумане. Суровая, совсем не тропическая. На мысе навалены баки с
топливом, стоит ржавая техника, поодаль – скелеты развалившихся бараков. А вот
и сам маяк. Прямо рядом с ним стоит одноэтажный барак, чуть дальше, такой же по
размерам деревянный домик и техническая постройка. В деревянном живут двое
метеорологов-старообрядцев, которые при нашем появлении исчезают в доме и всё
время нашего пребывания избегают встречи. Муж с женой. С ними, говорят, жил ещё
дед, но не вынес, уволился и уплыл нафиг с этого богом забытого маяка.
В основной барак Денис по причинам, так и оставшимся
невыясненными, сначала идти не хочет. Мол, походим-посмотрим да пойдём лагерь
разбивать под мысом Чёртова мельница. Но мы ж бараны – мы настаиваем. Заходим в
дом. Длинный коридор, скрипучие половицы, дверь в туалет с плакатом 30-летней
давности, что-то вроде «Вместе против пьянства», ещё одна дверь, ещё, и только
тут навстречу нам выходят крупные мужчина и женщина лет пятидесяти. Страшно
встречать отшельников на их территории, но первый неудобный момент проходит
после того, как женщина улыбается и без лишних расспросов говорит:
«Разувайтесь, щас тапочки найду, сколько вас? Заходите. Вещи вон вам Шмидт
скажет, куда кинуть». Из дверей появляется коренастый мелкий мужичок с навсегда
отпечатавшейся на лице странной улыбкой, растягивает улыбку чуть шире и молча
ведёт в холодную пустую комнату. И всё улыбается, поглядывает, кивает. Влезаю в
женские туфли-тапочки на три размера меньше, цокаю по длинному коридору до
открытой двери. «Здесь нормально вам будет? Давайте-давайте, раздевайтесь и к
столу, как раз ужин». Нас поселяют в «квартире» одного из африканцев, который
на днях уплыл в отпуск. Это две небольшие комнаты, одна используется как кухня,
вторая – спальня на две кровати. Между ними в стене – мощная печка. Обои
цветастые, советские, кровати односпальные на пружинах, как в детстве, тумба с
отслаивающимся покрытием, ковёр на стене, ровно такой же на полу. Всё такое
уютное, советское, нищенское, что я бы тут на полгодика зависла, поправить
головушку да хлебнуть настоящей жести.
«Квартир» в бараке 8 вроде, в каждой по печи. Потолки
высокие, метра три с лишним, окна тоже огромные, двойные, деревянные, но
завалены, забиты снаружи, плотно занавешены, потому что при здешних ветрах и
морозах вообще непонятно, зачем такие окнищи. Дому без нескольких лет целое
столетие. Стены местами треснули, печи-то хоть новые, а остальное – старьё,
вот-вот развалится, но на ремонт африканцы не надеются. Едва мы распаковали
рюкзаки и вывесили влажное на просушку, как нас позвали к начальнику маяка на
ужин. Его «квартира» первая от входа направо. Игорю слегка за сорок. Не хочется
его мужиком называть как-то, неуважительно это, он – мужчина в расцвете сил,
задумчивый, печальный, загадочный что ли, с чем-то огромным невысказанным во
взгляде, так что сразу хочется послушать историю его жизни. Но он не сильно-то
рассказывает: жил много где, был женат, дети – в Петропавловске-Камчатском, он
уже давно «оторвался от земли», много и далеко плавал, работал на разных судах,
привык жить вдали от людей. На маяке он… ах нет, это военная тайна.
Он кормит нас вкусным ужином, с тушёнкой, конечно. Даёт
вволю сгущёнки и чая. Женщина (вот же стыдоба – имени её не узнала) приносит
нам свежеиспечённого хлеба и, стесняясь, просит у нас буханку чёрного, потому
что увидела его у нас и теперь не заснёт. Им доставляют
продукты морем, очень редко, а тут заводской хлеб, которого она год не ела! Даём впридачу батон
сырокопчёной колбасы, она по-настоящему счастлива и тут же жарит нам свежую
горбушу. В общем, идиллия на краю света. Она сама с мужем здесь уже много лет.
У них дети есть, которым они оставили квартиру в Петропавловске, а сами вот
так, уехали и всё. Скоро за ними пароход придёт и увезёт в отпуск на месяц, а
потом целая зима без людей. Зимой сюда ничто не доплывает, не долетает, не
доходит, а снегу столько и вьюги такие, что иногда неделями не видно даже
маяка, дом заносит по крышу (так вот почему окна забиты – они выдавливаются под
весом снега!), от двери до рабочего места снег чистят, не покладая рук, поэтому
зимой свободной минутки нет, даже чтобы фильм посмотреть на ноутбуке. Кстати,
им скоро сделают спутниковый интернет. Градус желания приехать сюда пожить
неумолимо снижается.
Вечером у нас сеанс связи по спутниковому телефону: всё в
порядке, мы на Африке, завтра стартуем в сторону Чёртовой мельницы. Звоню папе.
По разговору ощущение, что пьяный, еле языком ворочает, ничего не спрашиваю, но
удивлена – не в его стиле. Следом Алексия звонит в Марсель матери и после
сеанса грустно вздыхает: не могу понять, мама как будто пьяная. Делаем
контрольный звонок и понимаем, что нас тоже посчитали нетрезвыми. Здесь даже
спутниковый телефон хреново работает. Перед сном женщина рассказывает, как приехала
сюда 9 лет назад, пошла к морю гулять, а ей навстречу выскочил мишак, как она
понеслась, сверкая пятками и визжа, и только вовремя появившийся из дому Шмидт
(тот самый молчаливый с улыбкой) с ружьём её и спас. Ещё рассказывают про то,
как татарин Марсель (Алексия удивлённо смеётся над именем) напивался и
бедокурил, как сейчас ночью на маяке слоняется молодой медведь, как помер на
днях один из африканцев, как один из тех ребят, кто сейчас в отпуске, 30-летний
парень переносит изоляцию на маяке, как маяк рассыпается на глазах, трещина
идёт от фундамента и зайти нельзя, не рискуя получить кирпичом по голове,
вспоминают Виту, с которой мы с Денисом два года назад расстались в 30 км
отсюда на Камчатском мысе и которая в одиночку прошла до Африки. И никаких
жалоб, упаднических настроений, тоски – забота о хозяйстве и работа (они все на
госслужбе, между прочим) отнимает всё свободное время. Ходят друг к другу в
гости через коридор, читают, смотрят кино. Иногда соседи-метеорологи приходят,
но нечасто, они вообще нелюдимые ребята. А так из развлечений что? Вот мы
пришли, вот Вита два года назад приходила, вот Денис в прошлом году группу
притащил. Давайте пофотаемся что ли, а то никто не поверит, что к нам туристы
забрели. (А кому верить-то? Они тут одни.) Шмидт на фото льнёт к Алексии:
Франция, говорит, это у нас впервые. Кстати да, Алексии сюда нельзя, это
пограничная зона, дальше на Восток – только Америка. Тем веселее путешествие.
Денис говорил, что у африканцев есть своя Паратунка, горячие
источники. Не сходить туда мы не можем. Берём 5-литровые бутыли под воду
(никаких скважин на Африке нет, за водой ходят на ручей в полукилометре от
маяка), за нами увязывается молодая сообразительная собачонка Гера, которую
африканцы привезли в этом году, чтобы было кому о медведе оповещать. Кстати, у
семейных есть старушка чихуа-хуа, но они её держат в «квартире». По накатанной
дороге, захватив петарды, спускаемся от домика ниже. Садится совсем густой
туман, и на ручье открывается постапокалиптическая картина – чёрный камчатский
песок, редкие группки растений, как волосы на голове древнего старика, два
убитых вездехода, почти вросших в песок, мелкий, по щиколотку, ручей, в котором
толком не понятно, как воду набирать. Вместе с Алексией позируем на вездеходе в
стиле «тёлки рядом с дорогой тачкой».
Возвращаясь, заходим в бетонную будку с пустым дверным
проёмом – местную Паратунку. Дверной косяк давно сгнил, дверь прислонена тут же
к стене, советская плитка полопалась и острыми краями торчит по всему полу на
квадратиках стяжки полувековой давности. Угловатая скамейка, чтобы бросить
вещи. С собой нам выдали кусок плёнки, чтобы на него вставать и мылиться, не
пачкая воду в источнике. Сам источник – бетонный куб ниже пола с песчаным дном,
с которого поднимаются, просачиваются крохотные пузырьки. Вода чуть тёплая,
солоноватая, расслабляющая, но долго не просидишь – холодно. Говорят, раньше
источник был намного горячее.
Посвежевшие после «купания», размягчённые, ленивые, еле прём
бутыли с водой, по дороге сворачиваем в шаломанник к белеющему в нескольких
десятках метров от дорожки камню. Это надгробие… Денис фотографирует с разных
ракурсов. Он как настоящий энтузиаст нашёл многих из тех, кто когда-то жил на
Африке пограничником. Среди найденных оказалась семья, которая похоронила здесь
трёхлетнюю дочку Наденьку, утонувшую в море (сложно представить, как это
произошло, потому что до моря тут ещё добраться надо – сплошные скалы и завалы
камней). Теперь эта семья попросила Дениса сфотографировать её памятник. Ёжусь
от жуткого, совершенно мне не свойственного первобытного сострадания – каково
ей тут, совсем-совсем одной? Скоро отсюда уйдут и нынешние африканцы, и вряд ли
разрушенному маяку понадобятся свежие кадры. Но Денис успокаивает – ближе к
морю есть ещё несколько солдатских могил, мол, малышке не так одиноко. Это
сейчас покойников забирают вертолётом, а раньше свободной техники не было, да и
даже сейчас сюда доберёшься только летом. Помер не вовремя – тут и лежать.
Хотя, наверное, такое последнее пристанище лучше переполненного московского
кладбища. Ладно, погрустили, представили, пошли в дом греться. Мимо дома
метеорологов иду, косо поглядывая на окна с пожелтевшими кустистыми помидорами,
неужели даже не выглянут? Мы тут за год единственные гости, и им не интересно?
Кремень, а не люди.
Ещё немного рассказов, про знаменитого местного браконьера
Панихина, например. Поистине неуловимый и неугомонный персонаж. Говорят, ему
около 50-ти, но никто толком не знает, ни где он живёт, ни чем сейчас занят. У
правоохранителей на него зуб, но он, как ветер в поле, не поймаешь. Некоторое время
он работал на маяке, и тут напакостить сумел, заливая в дизельную станцию
щёлочи и выписывая на её ремонт немалые средства, которые клал в карман.
Станцию чинил и снова подливал щёлочи, снова получал на ремонт, и так, пока
африканцы не распочухали, почему дизель регулярно выходит из строя. Паникина
тут же как ветром сдуло. Говорят, домик на Камчатском мысу тоже он наладил,
чтобы на его крыше браконьерить кречета, которого через пятые руки сбывают за
миллионы арабским шейхам. На местных реках, то тут, то там, он в немалых
масштабах браконьерит лосося, договаривается с судами, сбывает рыбу, барыжит
дизелем, в общем, чем только товарищ не занимается, и остаётся неуловимым.
Живёт в лесах, тундрах, один факапит всю систему. Вот с кем бы я пообщалась с удовольствием.
Но пора спать. День был непростой и насыщенный
впечатлениями. Завтра предстоит 22 км пути, Чёртова мельница, которую ещё не
знаем, как проходить, вязкие приливные пески, туманы. Кровати в комнате после
недолгих препирательств с Андреем занимаем мы с Алексией, Денис ложится на полу
в спальнике, а Андрея забирает к себе начальник маяка (нам его немного жаль,
представляем, как наш коллега выгоняет Игоря с его кровати, забирает у него всё
тёплое, просит подоткнуть одеялко, выключить свет и не забыть приготовить
утренний кофе – он у нас товарищ беззлобно бесцеремонный и этим страшен).
Почему-то много всего снится. Рано утром овсяная кашка, быстрые сборы, прощание
с африканцами и далёкий горизонт, за который сегодня идём.
Нет, метеорологи не вышли.
Выход на Берингово море с тундры |